— Что, друг мой, вы сегодня где кушаете?.. У вашего начальника или у графа С…?
— Нет, милая, ни у того, ни у другого, — отвечал удивленный муж. — Я обедаю дома, но с чего ты взяла, что я буду у них? К этим людям надобно быть приглашену, чтоб обедать у них.
— Мне показалось, что ты вчера сказывал, будто твой начальник приглашал тебя.
— Напрасно показалось, никто не приглашал.
Муж и жена замолчали. Наконец хозяйка опять начала и все тем же тоненьким писком:
— Давно были, Марфа Ивановна, у Палагеи Петровны?
— Вчера, — отвечала гостья, умная и насмешливая девица лет двадцати, — вчера была у нее. Вы не поверите, милая, как она сделалась нестерпима! Все пищит, нежится, слова не скажет человеческим голосом. Во все время, пока я сидела у нее, мне казалось, что я слышу мяуканье кошки умирающей… смешная женщина!
При этих последних словах злая девка взглянула на меня значительно и тотчас обратила взор на хозяйку с такою явною ирониею, что я право испугалась за нее и потому, оставя их разыгрывать свою драму втроем, простилась и уехала с тем, чтоб уже более никогда не приезжать.
«Для чего вы не познакомитесь с генералом П., Александр Андреевич? — спрашивала меня любезная госпожа Б. — Ему это будет приятно, я знаю наверное; право послушайтесь, жалеть не будете. Господин П. один из тех людей, каких, по справедливости, надобно искать с фонарем».
И кроме госпожи Б., я слышала от многих других о редких качествах генерала П. Уверенность, что ему приятно будет узнать меня, заставила меня последовать совету госпожи Б. и ехать к нему.
Никем еще не была я так очарована, как им; я нашла в нем то, чего еще никогда и ни в ком не находила: ум, светлый без малейшего пятна, с самою пленительною добротою сердца, разговор его увлекателен, и я полагаю от той натуральности, той прекрасной простоты, которая так завидна, так неподражаема и которая справедливо может назваться лучшим даром природы; это преимущество слова как нельзя лучше гармонирует с его благородною наружностью и глазами, полными огня, ума и чувства!
Через неделю приехала я опять к генералу П., вечером уже. У него было много гостей, он встретил меня очень вежливо и благодарил за честь, которую я делаю его вечеру своим приездом. С начала и до конца внимание любезного хозяина было постоянно, он сказывал мне имена своих гостей, которые были значительнее прочих, со многими познакомил меня, и я не видала, как наступил двенадцатый час, — пора, до которой я, не играя и не танцуя, не знала б как досидеть, если б обязательное обращение хозяина не сделало для меня этого времени одною минутою.
Я уже никак не думала, что и в господине П. найду перемену при третьем посещении! Скорее поверила бы разрушению мира, нежели возможности такого случая; одна мысль об этой возможности опечалила б меня. Итак, с полною уверенностию в одинаком расположении ко мне господина П., в его неизменной ласковости, внимании, вежливости, простоте, любезности, поехала я опять к нему на вечер. Видно, на этот раз я приехала довольно поздно, потому что почти все уже гости сидели за картами. Хозяина я отыскала в другой комнате, разговаривающего с теми из гостей, которые еще не играли; на поклон мой он отвечал поклоном… и только! Нет разговора, нет внимания, нет обязательной услужливости! Он весь предан этим старикам, с которыми сидит теперь. Подожду, может быть, он подойдет ко мне, как усадит их за карты; но, впрочем, для чего б ему не познакомить меня с этими господами? Я могла б взять участие в их разговоре, верно, они говорят не о такой высокой материи, что я не могла бы уже и выразуметь их.
Наконец старые дипломаты уселись за вист. Хозяин свободен! Он идет мимо дивана, на котором я сижу одна, проходит его, не оборотя ко мне головы, не взглянув на меня! Я оставалась еще с полчаса в этом собрании, и, к величайшему изумлению моему, во все это время взор хозяина ни на секунду не обратился ко мне: все равно, если б я и не была тут. Я уехала, но не с тем ощущением в душе, с каким уезжала от ветреной госпожи Н. Н., предпочитавшей мне своих иностранцев, не с тем, с каким рассталась с тонким политиком Е…р…а, поставившим шляпу свою щитом против меня; одним словом, прежние несообразности в приеме и обращении удивляли меня, иногда смешили, но нисколько уж не опечаливали; я оставляла знакомства этих людей, никогда не возвращаясь к ним мыслию… Теперь я была опечалена в настоящем смысле этого слова! Я решилась не ездить более к господину П., но никогда не могла забыть его первого и второго радушного приема и никогда не могла утешиться о потере, как заметно, его доброго мнения в третий! Ах, люди, люди, как несчастна природа ваша! Всегда злое начало найдет сокровенный путь испортить доброе… Третье посещение господина П. покрыло облаком грусти остальное время и действия мои в столице; я уже очень равнодушно слушала о желании познакомиться со мною, не замечала, не радовалась, как бы ни был лестен прием сначала, и нисколько не дорожила, если надобно было раззнакомиться.
Ученый господин Р. в отношении ко мне прошел ту же дорогу, как и другие. Также два раза была я любимым, замечательным гостем, а в третий могла б заснуть от скуки, если б тотчас не ушла.
Много было и еще лестных предложений, восторженных уверений, блистательных приемов, но все не иначе как для двух первых посещений; для третьего насмешливый случай или враждебная судьба подготавливала мне или спазматическую зевоту хозяйки, или иностранца, которого надобно было носить на руках, или старую важную даму, или, наконец, провинциальную родственницу, которая, чтоб показать, что и она смыслит кое-что в обычаях столицы, принимает на себя глупо-важный вид, молчит, как будто потерявшая на тот раз употребление языка, и следит меня глазами с явным выражением недоброжелательства и насмешки… жалкие существа!